Томское Лукоморье

Дата добавления: 2014-11-24 | Просмотров: 1589

(«Сибирские огни», 2001, № 3)

Нация, не знающая своей истории, лишена будущего. Отталкиваясь от этой известной сентенции, можно поставить такой вопрос: не оттого ли России выпала столь трудная судьба в заканчивающемся тысячелетии, что она так и не вспомнила, так и не узнала своей предшествующей многотысячелетней истории?

Норманисты утверждают, что до призвания в новгородскую власть варяжского князя Рюрика, а лукавые попы добавляют к этому — до крещения русичей в Днепре и Волхове, — наши пращуры «жили в лесе, якоже всякий зверь». А некоторые политики, придающие исключительное значение истории лишь своего народа, делали вывод, что Россия — это «колосс на глиняных ногах», поскольку не имеет опоры в веках и тысячелетиях.

Современные исследования отечественных историков и лингвистов действительно подтверждают большой разрыв между глубиной русской и славянской народной памяти, архаичностью, полнотой и красотой русского языка, богатством славянской культуры и безбрежьем российских просторов с одной стороны, и совершенно неглубинной писаной истории нашего народа — с другой.

Взять, к примеру, Господин Великий Новгород. Мощеные улицы, водопровод, дренажная система, в раскопах — ни одного лаптя, обувь кожаная с узорными аппликациями, всюду шахматные фигуры. Поголовная грамотность, о чем свидетельствуют берестяные грамоты. Подумать только, наши «вышедшие из леса» тетки посылали своим любимым записки на бересте! И писали, заметьте, по-русски, а не по-немецки и не по-шведски-норвежски. К тому же — республиканская форма самоуправления. Можете вы поверить, что все это возникло назавтра после выхода из леса и крещения в Волхове?

Или взять Царьград. И ведь брали! Да не абы как, а в «тачаночно-ладейном строю». В 907 году князь Олег, названный Вещим, после того, как византийцы закрыли гавань цепями, поставил свои ладьи числом 2000 на колеса и под алыми парусами двинул к городу. Было отчего византийцам забояться и целовать крест в знак подчинения и верности. Может, скажите, народ, «вышедший из леса», выдумать такое?

Или Париж. В XI веке великий книгочей и собиратель библиотеки Ярослав, прозванный Мудрым, выдал свою дочь за французского короля. Бедняжка Анна очень тосковала по златоглавому Киеву в деревне, коей был в то время Париж, и сильно недоумевала, как французские короли могут спать без простыней, словно звери, на шкурах.

Нетрудно предположить, что Россия потому не находит своих исторических корней, что ищет их не там, где потеряла, а там, «где светло». Мы упорно не замечаем Сибири, а между тем именно сибирская история русского народа способна заполнить вышеупомянутый разрыв между глубиной народной памяти и неглубиной писаной истории, поскольку следы пребывания русских в Сибири в доермаковы времена есть. И не в виде грабительских набегов новгородцев, владимирцев, или Семена Курбского, а в виде рубленых городов-крепостей, многочисленных русских топонимов, русских былин и сказаний с разворотом событий в Сибирской Украине.

Ясно, что восприятию этого тезиса препятствует укоренившееся с античных времен представление о варварских задворках ойкумены, к которым всегда относился такой медвежий угол, как Сибирь. История Сибири — это история отсталости. Сюда, конечно же, время от времени накатывали волны плескавшегося южнее степного мира. Этими волнами историки объясняют те или иные, попадающиеся в сибирских раскопах, шумерские, египетские, индоарийские, иранские, византийские, германские, финно-угорские и славянские археологические артефакты. Этим, да еще торговым обменом, стремлением получить сибирские меха, хотя, очевидно, в те времена меха были и поближе.

Вместе с тем, исследования последних ста лет выявили в Сибири множество следов самых разных племен и народов, причем не только в неожиданных археологических находках. Это и разнообразные палеотопо-нимы, лингвистиченские схождения, прямые указания древних авторов в литературных источниках, наконец, это старинные географические карты. При этом в источниках, в том числе у «отца истории Г еродота», упоминается принципиально иная, не «задворочная», а экспансионистская роль Сибири в историческом процессе. Речь идет о сибирской миграционной экспансии, при которой аримаспы теснили массагетов (исседонов по Аристею), те скифов, а скифы киммерийцев [28]. Позже тем же миграционным коридором из Сибири в Европу выплескивались валы сарматов, гуннов, аваров, печенегов, торков, половцев, татаро-монголов и других народов. В этой «миграционной» концепции Сибирь выступает в качестве некоего гигантского этногенетического котла, в котором происходили загадочные процессы, из которого по миграционным коридорам уходили в Европу и Азию все новые и новые народы—скитальцы, заставлявшие Европу трепетать. Вполне естественно, придя на новую родину, эти народы время от времени направляли в Прародину экспедиции «за землей предков», чем и объясняются многие загадочные археологические находки в сибирских памятниках.

Арабские, персидские и среднеазиатские географы 9—10 веков аль-Балхи, аль-Истархи и безымянный автор «Книги границ мира от востока к западу», чья рукопись (982—983 гг.) была обнаружена в Бухаре в 1892 году, утверждали, что в их времена Русских земель было три: Куя-бия, Славия и Артания [155, с. 114]. Общепризнанно, что Куябия — это киевская земля, Славия — это земля новгородских словен, а вот за каким холмом была Артания (Арсания), остается загадкой до сих пор. Историки отождествляли ее с Черниговом, Рязанью, Тмутараканью и древней Ор-шей, однако перечисленные выше авторы дают возможность предполагать, что Артания располагалась в Сибири на томской земле, и звалась она Лукоморьем.

Причина малоизвестности и даже таинственности Артании (Арсании, Уртаба, Арты) была обусловлена важной особенностью поведения ее жителей, которые, торгуя с соседями, ничего не рассказывали о своей стране и никого не допускали в нее. Тех же, кто все-таки проникал в Артанию, они просто убивали.

Из торговых отношений с Третьей Русью было известно, что оттуда привозили черных соболей, свинец и очень хорошие клинки, которые, сгибаясь пополам, вновь распрямляются. Аль-Истархи уточнял, что Арта находится между Хазаром и Булгаром. И черные (сапфериновые, поди-ка, известные еще Геродоту) соболя, и булатная сталь выводят Артанию в Азию на границу степи с тайгой. Именно отсюда вышли предки и хазар и булгар, причем известно, что булгары обитали на Иртыше и Оби. И если аль-Истархи, как это нередко случалось в древности, пользовался географическими данными далеких предшественников, Третья Русь по Ис-тархи локализовалась в Западной Сибири в бассейне Оби.

Благодаря таинственности и скрытности Третьей Руси, ее след в истории нередко принимался за следы Киевской и Новгородской Руси, и в настоящее время может быть обозначен лишь предположительно. Из книги А.Н. Сахарова [116], можно прояснить, что в 550—551 годы имела место славяно-византийская война. Славяне подступали к Константинополю, но взять его не смогли, несмотря на то, что анты и склавины заключили между собой военный союз. Тем не менее, византийцы преподносили склавинским и антским вождям подарки и большие денежные суммы в обмен за обязательства соблюдать мир на границах и за союзную помощь в борьбе против кочевников.

После убийства аварами антского посла Мезамира в 560 году, анты стали союзниками Византии в войне с аварами. Все эти сведения известны не из киевских и новгородских хроник, а из византийских источников, что позволяет предполагать участие в вышеописанных процессах именно Третьей Руси, как наиболее древней и поэтому раньше установившей дипломатические отношения с Византией.

В конце 8 века русская рать князя Бравлина, якобы из Новгорода, захватила византийскую колонию в Крыму. В Суроже (нынешний Судак), по сообщению византийского источника, Бравлину перекосило лицо («Обра-тися лице его назад» ), но когда он велел вернуть горожанам и в храм святой Софии награбленное, моментально выздоровел. Потрясенный князь тут же крестился, то есть принял христианскую веру и ушел восвояси.

В 9 веке византийцы нехорошо поступили с посольством Третьей Руси, за что вскоре жестоко поплатились. В 838 году в Византии появилось русское посольство для установления дружеских отношений с империей. Император Феофил отправил это посольство к императору франков Людовику Благочестивому, мотивируя тем, что пути, которыми русы прибыли в Константинополь, перекрыты варварами, «весьма бесчеловечными и дикими племенами». Феофил просил Людовика милостиво отнестись к русским послам и дать им охрану для возвращения на родину.

Людовик расспросил русских послов об их земле и узнал, что их царя зовут Хакан, и это, казалось бы, уверенно говорит об азиатской привязке их родины. Но Людовика неприятно удивило при этом «свеонское» звучание имен многих членов русского посольства, и он стал подозревать в русских послах шведских шпионов. А поскольку Европа была сильно напугана недавними набегами викингов, Людовик отписал Феофилу, что он задерживает это посольство «до выяснения». Дальнейшая судьба посольства русского хакана неизвестна.

Традиционное трепетное отношение к послам на Востоке известно. За убийством послов разгорались войны, и месть ущемленной стороны была ужасной.

18 июня 860 года у крепостных стен Константинополя появился русский флот из 200 кораблей, а по суше подступили союзники-степняки. В течение десяти дней предместья Константинополя опустошались с яростью, которой запад еще не знал. Проповедь, которую патриарх Фотий прочитал по завершении набега, в какой-то степени отражает растерянность и отчаяние, охватившее жителей Византии при виде обрушившейся на них напасти: «Неведомый народ, неизвестный народ, живущий вдалеке от нашей земли, дикий, кочевой, не знающий жалости, внезапно, в мгновение ока, как морская волна, хлынул через наши границы и подобно дикому вепрю, принялся истреблять людей, словно траву. Детей отрывали от материнской груди и швыряли на камни, становившиеся их могилой. Матерей убивали и бросали на еще дер -гавшиеся в конвульсиях тела младенцев. Реки окрасились человеческой кровью; фонтаны и бассейны невозможно было разглядеть из-за гор сваленных в них трупов» [156].

В это время византийский император и весь его галерный флот вели войну с арабами на востоке. Город защитить было некому, и тогда патриарх Фотий обратился к богородице: он взял святую реликвию — плащаницу Девы Марии, обошел с нею стены города и погрузил в воды Босфора. Через несколько часов захватчики ушли. И эта поспешность так -же выдает в них азиатов, поскольку степняки пуще всего на свете боялись волшебства.

Всю первую половину 10 века «третьи русы» разоряли побережье Каспия. Еще до нападения на Константинополь в 853—854 гг. по сообщению арабского автора аль-Ианкуби, русы установили дипломатические отношения с санарейским народом, проживавшим на территории современной Северной Кахетии. А через несколько лет совершили дерзкий набег на город Абесгун, расположенный на юго-восточном побере-жье Каспия и представлявший собой важный торговый порт (персидский автор Ибн-Исфендийар).

В 909 году на 16 судах русы вновь напали на Абесгун. В 912—913 гг., по сообщению арабского автора ал-Масуди («Россыпи золота»,

943—956 гг.), русы осуществили грандиозную военную экспедицию на Каспий на 500 судах, нанесли удар по Абесгуну, Гиляну и зазимовали на Апшероне. Масуди сообщает, что русы пришли на Каспий через земли хазар по Днепру, Черному и Азовскому морям, причем хазары пропустили их за половину добычи. Но слово свое хазары не сдержали, и на обратном пути 35 тысяч русов полегли под хазарскими и бул-гарскими мечами. Если сведения ал-Масуди о маршруте русов достоверны, возможно, в данном походе действительно участвовали Первая и Вторая Русь, чего никак не скажешь о следующем русском походе на Каспий, последовавшем в 945 году.

Перс Ибн-Мискавейх и албанский историк Мовсес Каланкатваци в своих сочинениях 10-го века, дополняемых и уточняемых другими авторами, рассказали об этом событии, широко известном в тогдашнем восточном мире и поразившем воображение современников.

Каланкатваци пишет, что русы «подобно вихрю распространились по всему Каспийскому морю до столицы агванской (Аррана) Парта-ва (Бердаа) на р. Куре» [116]. Бердаа издавна был известен как большой и богатый город, торговый центр целого края. Восточные авторы называли его Багдадом Кавказа, что и немудрено, если Бердаа произно -сить слегка грассируя. Жили в Бердаа агванцы, называемые по названию гор Дейлем дейлемитами. Царствовал в Арране союзник Византии Мазурбан, на которого со всех сторон наседали мусульманские вассалы арабского халифата, что свидетельствует о том, что арриане исповедовали христианство. Возможно, русы пришли в Арран на помощь единоверцам, потому что заявили агванцам по прибытии: «Нет между нами и вами разногласия в вере. Единственное, чего мы желаем — это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас — хорошо повиноваться нам» [116].

Но мира не получилось. Горожане восстали, но были побиты. Жители подверглись ограблению: каждый должен был выкупить свою жизнь, а взамен он получал «кусок глины с печатью», который гарантировал человеку дальнейшую безопасность.

Затем среди русов начались болезни, по-видимому, местные жители пытались их отравить. Агванцы вновь восстали. По свидетельству тог -дашнего правителя Бердаа: «И вступили мы в битву с руссами. И сражались мы с ними хорошо и перебили из них много народа, в том числе их предводителя» [77]. Пробыв в Бердаа несколько месяцев, русы погрузились на свои корабли и убрались восвояси, увозя огромную добычу-

Л.Н. Гумилев называл этот русский поход очень странным, поскольку не усматривал, кто бы мог его совершить [30]. И в самом деле, князь Игорь в это время донимал налогами древлян, покуда они не убили его в 945 или 946 году. До крещения Киева было еще полвека, киевляне и новгородцы не могли быть единоверцами агванцев. Зато Третья Русь, благодаря широкому распространению в Срединной Азии христианства несториансткого толка, вполне могла послать в Арран единоверцев для помощи против наступающих мусульман.

Русского князя, погибшего в Бердаа в 945—946 гг., звали Олегом. Это ясно следует из так называемого «Хазарского письма» X века, хранящегося в Кембридже, и впервые опубликованного в 1912 году [77, с. 31]. В Кембриджском документе речь идет о хазарском хакане Иосифе, победившем «царя Руси Олгу», после взятия последним Самкерца (Тамани). Русские, согласно этому документу, не только потеряли всю добычу, но вынуждены были против своей воли идти на Константинополь. В письме упоминается византийский император Роман Первый Лапании (правил в 919—944 гг.), давший отпор нападавшим, которые, хоть и потерпели жестокий урон, по указке Хазарского каганата повернули на восток и напали на Арран [77, с. 32].

Таким образом гипотеза о том, что на Каспии в десятом веке хозяйничала Третья Русь, совсем не такая уж и необоснованная.

Возникает вопрос: если Третья Русь располагалась в Сибири, то нельзя ли локализовать ее более детально? Оказывается, можно! В древних книгах есть ответы на все исторические вопросы, надо только прочитать их с пониманием.

Вот, например, четырехтомник Рихарда Хеннига «Неведомые земли», том 3, глава 144 «Фантастическое кругосветное путешествие» и «Книга познания» [138]. Здесь можно узнать, что Третья Русь, Арта-ния располагалась на территории Томской губернии в ее изначальных границах, а ее столица — чуть ли не на территории Томска.

В «Книге познания» Артания названа на восточный манер Ардесе-либом, но общий корень -арта, -ард — просматривается в Артании и Ардеселибе с несомненностью. Столицей Ардеселиба назван город Гра-сиона, в котором с не меньшей несомненностью узнается легендарный

Рис. 3. Фрагмент карты Западной Сибири Г. Сансона. На карте показана единственная дорога, ведущая на северо-восток за р. Енисей. Местные жители на Чулыме называли эту дорогу «царской»

город Грустина, фигурирующий на всех почти средневековых картах Сибири западноевропейских авторов. Но наиболее детально этот город показан на карте французского географа Г. Сансона, опубликованной в Риме в 1688 году. На этой карте имеется река Томь и Грустина помещена в ее приустьевой части (рис. 3). Герб царства Ардеселиб, перепечатанный Хеннигом из «Книги познания», приводится на рис. 4. Он как минимум на 400 лет древнее нынешнего города Томска.

Рис. 4. Герб христианского царства Ардеселиб со столицей Грасионой. На синем фоне золотые скипетры и черный крест. Из четырехтомника Рихарда Хеннинга «Неведомые земли». Хеннинг в свою очередь ссылается на безымянного испанского монаха, опубликовавшего этот герб в своей «Книге познания», Мадрид, середина Х1Ув.

Ряс. 5. Фрагмент карты Западной Сибири Г, Меркатора, 1594 г.

Карское море поименовано Татарским или Скифским океаном.

Скифским же назван мыс в приустьевой части Оби. В верховьях Оби показан город Грустина. Город Коссин располагается в верховьях одноименной реки, впадающей в Обь возле самого ее устья. Местность в районе города Серпонова названа Лукоморьем

Кроме Сансоновской, город Грустина фигурирует на картах Г. Меркатора (1594 г. — рис. 5), И. Гондиуса (1606 г. — рис. 6), С. Герберш-тейна (1549 г. — рис. 7), неизвестного автора карты мира из коллекции графа Воронцова и других картах. На них локализация Грустины менее определенная и изменяется вдоль Оби от озера Зайсана до устья Ирты-ша. Кроме Грустины на всех этих картах указан город Саmbаlесh (Хан-балык, располагавшийся в верховьях Оби, и Серпонов, меняющий свою локализацию от верховьев Кети до верховьев Полуя.

Властвовал в Ардеселибе, согласно «Книге познания», царь Иван, исповедовавший христианскую религию. Он повелевал также проживавшими по соседству на берегах Нила нубийцами и эфиопами, тоже христианами по вероисповеданию. Страна этих темнокожих людей называлась Кара-Китаем (Черным Китаем или Катаем), в ней были две про -винции: Иркания и Готия (по-шведски — Йоталанд), и города Золин, Годиана и Магодиана.

«Книгу познания» написал некий монах-францисканец из Испании ориентировочно в 1345—1350 гг. Книга составлена как описание личных путевых наблюдений автора, но Хенниг совершенно справедливо подвергает сомнению то, что автор «Книги познания» путешествовал в Азию. Хенниг полагает, что «Книга познания» — это компиляция материалов путешественников, совершавших свои походы ранее, и, возможно, результаты расспросов современников, посетивших Азию в 14 веке. Вопрос лишь в том, насколько достоверны приведенные в книге сведения и не произошло ли «образцовой путаницы» при изложении чужих данных. Хенниг склоняется как раз к версии перепутаницы, однако упоминание автором «Книги познания» Нила в соседстве с Грустиной позволяет относиться к его палеотопонимике с полным доверием.

Рис. 6. Фрагмент карты Татарии И. Гондиуса, 1606 г. В правобережье Оби показано обширное Лукоморье. На правом берегу Оби показан город Грустина, несколько выше которого также на правом берегу Оби располагается город Камбалык (Cambalich). Телецкое озеро поименовано Китайским, местность возле него называется Кара-Китаем (Сага Kitay, Nigra Cithaio). Имеются субмеридианальная и субширотная ветви гор Имава (Imaus тоns)

Дело в том, что в «Книге познания» написано, что из Атлантического океана по Нилу можно было подняться к Нубии и Эфиопии, представлявшим Кара-Китай и, соответственно, к Грасионе и Третьей Руси. Этот пассаж — полнейшая бессмыслица, не прибавлявшая нисколько доверия к автору этого курьеза. Но если вспомнить, что в очень отдаленные вре-мена акватория Карского моря называлась Западным морем или Атлан-тическим океаном, а верховья Оби считались уделом ханов, носивших имя Нила, то утверждение автора подтверждает, что он знал, о чем сооб-щал в своей книге. Действительно, по Оби можно подняться от моря,

Рис. 7. Фрагмент карты Западной Сибири С. Герберштейна, 1550 г.

На правом берегу Оби показаны земля, населенная грустинцами, и город Грустина (Grustina). Телецкое озеро поименовано Китайским, а между Грустиной и этим озером на берегу Оби расположен город Камбалык.

некогда называвшегося Атлантическим, к Грустине и Кара-Китаю, в котором проживали эфиопы — не эфиопы, но все же какое-то темнокожее население, а племена, подчинявшиеся ему, называли своих ханов Нила.

Австрийский посол в Московии, хорват по национальности Сигиз-мунд Герберштейн, дважды побывавший в Москве в 1517 и 1526 гг., в своей книге «Записки о Московии» изданной в Вене в 1549 году [26], писал, что черные китаи живут на озере, называвшемся Китайским (подразумевается Телецкое озеро — Н.Н. , причем общепризнанно!) и подчеркивал: «От этого озера приходят в весьма большом количестве черные люди, не владеющие общепринятой речью, и приносят с собою разнообразные товары, прежде всего жемчуга и драгоценные камни, которые покупают народы грустиниы и серпоновцы» и добавлял: «Все то, что я сообщил доселе, дословно переведено мною из доставленного мне Русского Дорожника. Хотя в нем, по-видимому, и есть нечто баснословное и едва вероятное, как, например, сведения о людях немых, умирающих и оживающих, о Золотой старухе, о людях чудовищного вида и о рыбе с человеческим образом, и хотя я сам также старательно расспрашивал об этом и не мог узнать ничего, наверное, от какого-нибудь человека, который бы видел это собственными глазами (впрочем, они утверждали на основании всеобщей молвы, что это действительно так), все же мне не хотелось упустить что-нибудь, дабы я мог доставить другим более удобный случай к разыскиванию сих вещей. Поэтому я воспроизвел и те же названия местностей, которыми они именуются у русских» [65, с. 18].

Поверим Герберштейну, что в Грустину приходил с Алтая какой-то темнокожий народ. Но откуда он взялся в центре Азии, остается только гадать. Может быть, действительно сюда перебралась какая-то часть христиан-эфиопов, которые почувствовали себя весьма неважно в кольце мусульманских арабов и мигрировали в Азию? Или это был реликт темнокожих автохтонов, покинувших родину и ушедших в Индию или Эфиопию? Во всяком случае, в связи с последним предположением не -лишне напомнить об археологических находках в Самусе, Хакасии и Сунгире, обнаруживающих наличие темнокожих насельников в этих местах задолго до нашей эры.

Академик Б.А. Рыбаков считал, что темнокожим народом, торговавшим с грустинцами драгоценными камнями, были индусы [109]. Любопытно, что Л.В. Шапошникова в книге «Тайна племени Голубых гор» пишет, что в Махабхарате и других древнеиндийских источниках говорится о том, что в древности индийский народ проживал в местности Махишамати на реке Годавари (или Нарбаде), впадающей в р. Кистну, и что правил там царь Нила из скифской династии. Когда на Нилу напало племя хайхаев (согласно Бичурину, хойху — это уйгуры [14], он вынужден был скрываться в лесах, где у него родился сын Сагара. Сагара одолел хайхаев и стал царем. Население Махишамати поклонялось огню, а женщины пользовались большой свободой и имели по нескольку мужей.

Хенниг пишет, что сам Иван называл свою державу «Три Индии». В конце 12 века он прислал письмо византийскому императору Мануилу Комнину, написанное почему-то на арабском языке. Само это письмо не сохранилось, но оно было переведено на латинский для папы и императора Священной Римской империи Фридриха Барбароссы (Рыжебородого).

В Ивановом письме было столько чудес, что это многих приводило в смущение. Будто бы в «Трех Индиях» проживали по соседству слоны и белые медведи, верблюды и лесные ослы, пантеры и цикады, а также рогатые люди, одноглазые люди, люди с глазами спереди и сзади, кентавры, фавны, сатиры, пигмеи, гиганты, циклопы, птица феникс и т.п.

Разумеется, в эти чудеса мало кто поверил, и это не прибавило доверия к самому факту существования в Срединной Азии христианского государства. Но несмотря на это, 27 сентября 1177 года папа Александр Третий отправил лейб-медика магистра Филиппа к царю Ивану с длинным посланием. Посол отправился из Венеции тотчас же и исчез на просторах дикой Азии.

В следующем веке, после создания монголами мощнейшей империи и завоевания ими половины мира, западным церковным иерархам вновь и особенно захотелось окрестить Азию. Христианские миссии зачастили в столицу Монголии Каракорум с регулярностью в пять лет. Первым в 1246 году привез письмо папы Иннокентия IV великому хану францисканец Джовани Пьяно дель Карпини. Вторым был посол франкского короля Людовика IX Святого монах-минорит Андре Лонжюмо. Он пу-тешествовал в Монголию в 1249—1251 гг. Последним был посол неуемного Людовика Святого францисканский монах фламандец Биллем Руб-рук, посетивший Каракорум в 1254 году [138]. Все миссии оказались одинаково безрезультатными: монголы принимать христианство в массовом порядке не хотели, несмотря на то, что в Каракоруме были христианские церкви, и немало монголов, в том числе знатного рода, исповедовало христианство несторианского толка, в том числе сын Батыя, побратим Александра Невского Сартак, а также жена младшего сына Чингисхана Толуя по имени Соркактани-беги, происходящая из племени най-манов.

Иванова царства западные послы также не обнаружили, поскольку оно было уничтожено Чингисханом. Вышеупомянутые путешественники, а также китайский мудрец Чан-Чунь, посетивший Чингисхана по его просьбе во время Среднеазиатского похода в 1222 году, помногу дней ехали мимо совершенно разрушенных городов. Лишь один из них был заново отстроен монголами.

Известно, что Чингисхан в начале своей завоевательной деятельности уничтожал побежденных без остатка, освобождая землю под пастбища. Лишь ремесленников угоняли в полон. Наиболее образно и художественно обостренно последствия этнической катастрофы, обусловленной становлением Монгольской империи Чингисхана, описал глазами Рубрука русский поэт Николай Заболоцкий в поэме «Рубрук в Монголии» [47]:

«...Он гнал коня от яма к яму,

И жизнь от яма к яму шла И

раскрывала панораму

Земель, обугленных дотла.

В глуши восточных территорий,

Где ветер бил в лицо и грудь,

Как первобытный крематорий,

Еще пылал Чингисов путь.

Еще пылали цитадели

Из бревен рубленых капелл,

Еще раскачивали ели

Останки вывешенных тел.

Еще на выжженных полянах,

Вблизи низинных родников

Виднелись груды трупов странных

Из-под сугробов и снегов. ...

Так вот она, страна уныний,

Гиперборейский интернат,

В котором видел древний Плиний

Жерло, простершееся в ад!»

В Каракоруме Рубрук много расспрашивал об Ивановом царстве и выяснил, что Иван был царем народа, называемого на востоке найманами. Найманы были побеждены Чингисханом в 1204 году благодаря его побратиму Джамухе, который, намеренно напросившись найманам в союзники, предал их во время сражения, обеспечив тем самым победу Чингисхану [31].

Л.Н. Гумилев относил найманов к киданям, женщины которых занимали чрезвычайно высокое положение и имели решающий голос во всех делах, кроме военных. Гумилев подчеркивал внезапность появления найманов в степи в 12 веке и чрезвычайную скудость сведений о них. Со -гласно Большому энциклопедическому словарю, найманы покорили черных китаев (кара-китаев), проживавших на Алтае. Л.Н. Гумилев со ссылкой на Рубрука уточняет дату этой смены власти в регионе: «Именно в то время, когда франки взяли Антиохию (в июне 1098 г), единовластие в северных странах принадлежало одному лицу, по имени Кон-хам. Этот Кон был каракатай. Эти катай жили на неких горах, через которые я переправлялся, а на одной равнине между этих гор жил некий несторианин пастух (pastor), человек могущественный и владычествующий над народом, именуемым Найман и принадлежавшим к христианам-несторианам. По смерти Кон-хама этот несториа-нец превознес себя в короли, несториане называли его королем Иоанном, говоря о нем вдесятеро больше, чем было согласно с истиной. Именно так поступают несториане, прибывающие из тех стран: из ничего создают большие разговоры» [31, с. 198]. Нелюбовь католика к несторианам вполне понятна, а вот появление найманов на исторической арене отодвигается относительно гумилевской даты вглубь веков как минимум на сто лет.

Тем не менее, сведений о найманах мало. По сути, известны лишь имена некоторых найманских, каракатайских и кераитских ханов, проживав-щих на соседних территориях, что при существовании в Азии системы давания имен, представляет собой сведения чрезвычайной важности.

Рашид ад-Дин сообщает: «Ранее эпохи Чингисхана государями найманов были Наркыш-Таян и Эниат-каан... они разбили племя кыргызов...Буюрук и Таян, сыновья Эниат-хана были современниками Чингисхана». Эниат-хан в ином месте назван Инанч-ханом, что Гумилев уверенно переводит как Иоанн-хан.

У каракатаев после Елюя Даши, умершего в 1143 году, правил сын его Илия, а с 1178 года сын Ильи Чжулху (Джурка, т.е. Юрка, подчеркивает Гумилев [31]). У кераитов, принявших крещение от несторианс-ких проповедников в 1009 году во времена Чингисхана, правил Ванхан.

С Иванами, Ильями и Юрками все предельно ясно, русью пахнет! А с Таянами еще интереснее! Известно, что у азиатских степняков не было имен, дававшихся от рождения до конца дней. Ребенку при рождении давали одно имя, юноша носил другое, став мужем, он получал третье, а с получением ханской власти — четвертое. Начиная с тюркского каганата 6—8 веков, имена ханов носили характер названия местностей — уделов, которые получали ханы во владение. Таким образом, имя Таянов, сохранившееся до 17 века, возможно, показывает нам, что уделом Таян-ханов были низовья Томи, район нынешнего города Томска.

В числе племен, участвовавших в создании Каракатайского ханства, Л.Н. Гумилев упоминает племя Ни-ла. В этой связи более чем любопытно следующее совпадение: в западнотюркском каганате (550—660 гг.) встречается не однажды имя Нили-хан, занимающее 20-е место в правовой структуре ханов Западного каганата [30, с. 461]. Примечательно, что в этой же структуре в подчинении Нили-ханов находились Таман-ханы, в которых угадываются не только Тоян-ханы, но и месторасположение их уделов на реке Таман, то есть Томи. А коли так, то в реке Таман можно предполагать реку Годавари (Нарбада), впадавшую в реку Кист-на (Обь), описанных в Махабхарате. Таким образом, местность Махи-шамати из Махабхараты, можно предполагать, располагалась на реке Оби в ее верховьях, и имя скифского царя Нила плавно перешло к тюркам и каракатаям. Имя же свое он мог получить благодаря названию местности, или верховьям реки Оби, и тогда, возвращаясь к «Книге познания», мы будем вынуждены признать, что безымянный автор был прав и насчет Нила, и насчет темнокожего населения его берегов.

Еще одна средневековая книга, посвященная земле Катая, называется «Книга о Великом Хаане» [31, с. 198]. В ней обобщены, по мнению Гумилева, все сведения, накопленные европейскими путешественниками. Автор работы неизвестен. Дошедший до нас текст, указывает Гумилев, является переводом с латинского подлинника на очень старый нормандский диалект французского языка с очень вольной орфографией.

Наиболее могущественным сувереном Срединной Азии назван великий хан Катая, которому подчинены все сеньоры страны; из их числа выделено три великих императора: император Ханбалыка (Cambalech), Бусаи (baussay) и Узбек (usbech), причем последние ведут войну между собою. Далее составитель «Книги о Великом Хаане» повторяет, что все три монарха подчиняются четвертому, самому великому хану Катая.

Л.Н. Гумилев высказывает уверенность, что Узбек — это золотоор-дынский хан, правивший в 1312—1341 гг., а Бусаи — Абу Сайд, ильхан Ирана с 1316 по 1335 г., имя которого персы якобы произносили Бу Саид. Таким образом, описываемое в «Книге о Великом Хаане» время, Гумилев уверенно относит к первой половине 14-го века.

Ряд обстоятельств, однако, позволяет значительно удревнить эпоху, описываемую в «Книге о Великом Хаане». Во-первых, в 14 веке не было гегемонии Катая, распространявшейся аж на Персию и Золотую Орду. А во-вторых, наличие русских имен в найманском и окружающих ханствах, позволяет прочесть Baussay как Буса. Что касается Узбека, то это имя совсем не обязательно принадлежало золотоордынскому хану. На юге Сибири гораздо ближе к Ханбалыку проживали узбекские татары, которых упоминает Петров строитель каналов и шлюзов Джон Перри [50, с. 43]. Упоминание в «Книге познания» Готии в составе Катая, заставляет предполагать, что эпоха, описанная в «Книге о Великом Хаане» близка к горестному времени Бусову, то есть к кануну его, когда готы еще не напали, либо ко времени, последовавшему за нападением готов и покорением антского племени Русов. Важно, что у нас теперь есть основания предполагать, что все это имело место в Западной Сибири, где располагалась Третья Русь.

Арабские авторы называли Третью Русь, как мы видим, Артанией. А как ее называли сами граждане, проживавшие в Сибирской Руси? Они называли ее Лукоморьем. Об этом мы можем судить по уже упоминавшимся средневековым картам Сибири западноевропейских авторов, на Которых присутствует топоним Лукоморье. На карте Г. Сансона (рис. 1) Лукоморье располагается на правобережье Оби в бассейнах рек Томи, Чулыма и Кети, благодаря чему Третья Русь названа мною Томским Лукоморьем.

Недавно мы отметили двухсотлетний юбилей великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Теледикторы ежедневно напоминали, сколько дней осталось до всенародного праздника. А какое касательство имеет Александр Сергеевич до Томской земли? Казалось бы — никакого, но это не так. Во-первых, дед Пушкина Абрам Петрович Г ан-нибал, сын эфиопского князя, любимец Петра, после смерти последнего был сослан именно в Томск и мыкал здесь горе в 1729—1730 гг. А во-вторых, известнейшие пушкинские строки были навеяны именно Томским Лукоморьем.

Любопытно, что о Ивановом царстве ходили слухи как о подлинной стране чудес. У Ивана де было магическое зеркало, глядя в которое можно было, как на ладони увидеть все события, происходящие в мире. Одной из главных достопримечательностей Иванова царства был фонтан с живой водой, находившийся якобы возле его дворца. Если трижды отпить из этого фонтана, предварительно попостившись, можно было из старца превратиться в тридцатилетнего крепыша. Еще у Ивана был орлиный камень, делавший его владельца невидимым. И, наконец, главное чудо Иванова царства: его подданные якобы летали по воздуху на крылатых драконах в любую часть света [60]. Вот и получается, что Пушкин описывал именно Томское Лукоморье.

А, кроме того, А.С. Пушкин, работая над «Петром Первым», использовал материалы сосланного в Сибирь шведского военнопленного капитана Стралленберга, который увлеченно занимался поисками Грус-тины и пришел к выводу, что этот город располагался на месте Тоянова городка. У Р.Л. Кызласова в книге «Письменные известия о древних городах Сибири» можно прочесть, что эуштинцев Стралленберг, как и А.Х. Лерберг считал грустинцами: «Мнение наше, что сии Еуштин-цы или Гаустинцы суть Грустинцы, подтверждается тем, что мы здесь находимся в такой области, которая некогда не токмо в Сиби-ри, но и у южных азиатцев была в великой славе, по хорошему состоянию жителей оныя» [66, с. 43]. Стралленберг и Лерберг, по-видимому, были знакомы с западноевропейскими картами Сибири и могли «подсказать» Александру Сергеевичу название описываемой им сказочной земли — Лукоморье. Этот топоним попал на западноевропейские карты, как указывал Герберштейн, со старинных русских дорожников, описывающих пути в Сибири.

Один из этих путей описан в выдающемся литературном памятнике «О человецех незнаемых на Восточной Стране и языцех розных». Путь этот идет вдоль Оби с севера на юг Западной Сибири. Там в верховьях Оби располагался большой город — центр торговой фактории того времени (14 век). В нем можно было купить все, что только захочется: «Вверх тоя ж рекы великия Оби есть люди ходят попод землею иною рекою день да нощь, с огни. И выходят на озеро. И над тем озером свет пречюден. И град велик, а посаду нет у него. И кто поедет к граду и тогда слышити шюм велик в граде том, как и в прочих градех. И как приидут в него и людей в нем нет и шюму не слышити никоторого. Ни иного чего животна. Но в всяких дворех ясти и пити всего много и товару всякого. Кому что надобе. И он, положив цену противу того, да возмет что кому надобет и прочь отходят. И кто что бес цены возмет, и прочь отидет, и товар у него погибнет и обрящется пакы в своем месте. И как проч отходят от града того и шюм пакы слышети, как и в прочих градах...» [66, с. 38—39]. Эта форма торговли, наряду с упоминанием хождения «по под землею», свидетельствует, на мой взгляд, о том, что жители этого загадочного города ушли жить под землю, либо в карстовые пещеры, либо в искусственно созданный подземный город.

Но почему томская земля названа Лукоморьем, ведь этот топоним предусматривает наличие морского берега, а моря-то как раз возле Томска и нет. Появление на томском сухопутье топонима Лукоморье, означающего изгиб морского берега, его излучину, может быть объяснено лишь тем, что наши предки проживали ранее на морском побережье, а потом мигрировали в восточную Европу через томскую землю и сделали здесь весьма продолжительную, возможно, многовековую остановку.

Этнографам хорошо известна «двуслойность» русского старожильческого населения Приобья [96]. Слой русских, заселивших Сибирь до Ермака, назывался «челдонами», слой, пришедший вслед за Ермаком, — «казаками». Коренные жители Приобья селькупы относятся к челдонам и казакам как к разным народам. К первым у них сохраняются неизбежно добрые отношения, поскольку те служат примером честного и добро-желательного отношения к аборигенам. К. остальным русским селькупы относятся настороженно и враждебно. И правильно делают.

Этнографы и топонимисты считают [96, 101], что топоним Лукомо-рье принесли в Приобье челдоны, переселившиеся в Сибирь до Ермака «с теплого моря» с Дона и из-за Дона. Именно ими было дано название Лукоморье крутому изгибу возвышенного обского берега напротив северного устья Иртыша.

Ни в коей мере не подвергая сомнению ни саму возможность перенесения топонима Лукоморье с берегов Азовского и Черного морей в Сибирь, ни безупречную обоснованность появления топонима Лукоморье на Оби напротив северного устья Иртыша переселенцами Каяловыми, хочу все же сказать о несопоставимости масштабов явлений. И Каялов-ский топоним на Оби, и азовский и черноморский топонимы Лукоморье характеризуют весьма некрупные объекты, помеченные на картах самыми некрупными надписями. Топонимы совсем другого масштаба мы видим на картах Сансона, Меркатора, Гондиуса. Здесь Лукоморья занимают бассейны нескольких рек, как, скажем у Сансона — Томи, Чулыма и Кети, и выписаны они самыми крупными буквами. Кроме всего прочего, эти топонимы «мигрируют» по территории Западной Сибири, что свидетельствует, по-видимому, о том, что название Лукоморье местностям давал переселяющийся этнос. Хочу особо подчеркнуть, что обширность территорий, занимаемых определенным топонимом, в данном случае, Лукоморьем, была обусловлена переселением крупного этноса, а не отдельной семьи и отдельного рода.

Важно понять, что один процесс не отрицает другого. После переселения всего народа и размещения его на новой земле с достаточно длительным проживанием на новом месте для того, чтобы закрепились принесенные топонимы, в силу изменения условий (войны, природные катастрофы), часть этноса могла возвращаться на те земли, которые ему понравились в процессе переселения. Так мог рождаться «ручейковый про-тивопоток», к которому, на мой взгляд, относится и появление в Сибири Каяловых и других «самарцев», поселившихся в устье Иртыша. Вместе с «Самарцами» так вернулись «с Дона и из-за Дона» и поселились в приустьевой части Иртыша цингалы, также обусловившие здесь свои топонимы. Любопытно, что сингалы известны в Индии и на Цейлоне как «львиные люди».

Переселением через ту или иную территорию крупных этносов и сменяющим его возвратным ручейковым противопотоком может объясняться наличие на одной и той же территории «крупных» и «мелких» топонимов, как это мы видим в Западной Сибири применительно к Лукоморьям.

Процесс переселения народов всегда сопровождается «отслоением» части этноса и заселением им более или менее обширных местностей. Так, я полагаю, случилось и в ходе переселения русского пранарода с берегов какого-то моря задолго до Каяловых. Часть народа осталась на территории нынешней Томской области и создала Третью Русь, как именовали ее арабы — Артанию. Основная масса ушла на запад за Урал.

Любопытно, что селькупы называют русских челдонов «паджо». Так же называли русских-самарцев Каяловых их соседи, когда они проживали на берегах теплого моря «за Доном». Европейская встречаемость сло-ва «паджо» по отношению к русским (паджо-рус) отмечается также В.П. Кобяковым. Вместе с тем, распространение этого слова в центре Азии у хакасов (аджо, ажо) отмечает Л.Р. Кызласов [68]. Древние хакасы в 6—7 веках титулом аджо или ажо наделяли государя, законодателя и верховного судью в одном лице. В последний период своего существования Хакасское государство представляло собой феодальную федерацию из четырех княжеств. Каждым из них управляли князья из аристократического хакасского рода Хыргыс, добавлявшие к своему имени титул «ажо». Участвовавший в переговорах с русскими в 1714 году Боту-Ажо был великолепным высоко грамотным дипломатом. Он не только говорил по-русски, но и владел русской грамотой. Остается предполагать, что аристократический род Хыргыс был основан в 6 веке русскими людьми паджо, давшими хакасам грамотность, государственность и за-коноуложение. И как только этот род был насильственно переселен из Хакасии, там сразу же рухнула государственность.

Таким образом, появление русских-паджо в Сибири отодвигается как минимум в 6-й век. Но остается вопрос, откуда русские-паджо пришли в Сибирь, с какого моря они принесли сюда топоним Лукоморье?

Это переселение происходило с берегов студеного моря, о чем свидетельствуют старинные русские сказания и летописи. В «Повести временных лет» Восточная Славянская прародина упоминается под названием «Великая Скуфь» (т.е. Скифия — Н.Н.). Старинные русские ска-зания повествуют о сибирских землях, как о диковинных «полунощных странах», где полгода день и полгода ночь, раскинувшихся лукой у сту-деного моря к востоку от Камня (Урала). В архангельской былине об Илье Муромце и сыне его Сокольнике, записанной В.П. Киреевским, говорится о том, что Сокольник родом из Сибирской украины (Сибирская украина — это древнерусское название Крайнего севера, подчеркивает д-р философии В.Н. Демин) с Алатырь-камня, что в студеном ледовитом океане [35, С. 128]. А. Асов, анализируя т.н. «Русские веды», называет Алатырь-камнем архипелаг Северная Земля, расположенный в Карском море. Таким образом, вероятно, топоним Лукоморье был принесен на томскую землю с Таймыра. В памяти народной сохранились воспоминания о климатическом катаклизме, принудившем пращуров покинуть северную прародину.