Задания контрольной работы 5 страница

Дата добавления: 2014-11-24 | Просмотров: 1560

Именно Пику был первым кларнетистом, который приспособил партию флейты-пикколо из маршевой версии "High Sciety" к джазу - это было довольно техничное по тем временам, но не слишком творческое проявление искусства. Вскоре эта партия стала своего рода стандартным, пробным соло для всякого джазового кларнетиста, когда бы и где бы эта мелодия ни исполнялась. Даже музыканты современного джаза, такие, как Чарли Паркер, иногда цитируют части этого соло в течение своих импровизаций. Глаза Пику до сих пор загораются веселым блеском, когда он вспоминает о том далеком времени и о своем первом исполнении этого соло: "Я как-то подумал однажды - не сыграть ли мне свою партию именно таким образом, и толпа слушателей тут же пришла в восторг. Они просили меня сыграть ее снова и снова и не давали мне остановиться". К концу жизни Пику сохранил свой наполовину "законный" тон и стиль, который, впрочем, не обладал той живостью, как например, стиль Джонни Доддса, кларнетиста не-креола.

Поль Домингес, креол-скрипач, объяснял Алэну Ломаксу, как его друзья должны были состязаться с более темными по цвету кожи неграми из верхнего города: "Видите ли, мы, люди из нижнего города, никогда всерьез не думали об этом грубом джазе верхнего города до тех пор, пока муже не могли прожить как-то иначе. Настоящий скрипач там превращался в уличного музыканта - я говорю о себе. Уличный музыкант не может быть настоящим скрипачом, хотя такой скрипач может быть уличным музыкантом. Если я хотел заработать на жизнь, то я должен был бы стать таким же головорезом, как и другие в нашей группе. Я должен был играть джаз, рэгтайм и прочую дикую музыку. Причиной всему этому был Бадди Болден. Именно он заставил этих молодых креолов, ребят вроде Беше и Кеппарда, играть совершенно в другом стиле в отличие от таких стариков, как Тио и Перез. Я не знаю, как они это делали. Но, черт возьми, они должны были делать это! Неважно, что там написано на бумаге - просто бери свой "хорн" и играй все, что взбредет в голову. Это же сущий ад!" В конце концов, Домингес сел на мель со своими креольскими предрассудками. Тем не менее, джазовая хроника наполнена именами креолов, которые успешно перешли к джазу - это Ори, Беше, Бигард, Селестин, Дютри, Пику, Робишо, Симеон, Сен-Сир и т. д. С другой стороны, они принесли с собой в джаз свое знание европейских инструментов и техники и слились с черными пионерами джаза, которые всякий инструмент рассматривали просто как продолжение человеческого голоса. "Если вы не можете спеть это", говорил новоорлеанский трубач Матт Кэри,"то вы не сможете этого и сыграть. Когда я импровизирую, то я всегда пою про себя эту мелодию. Я пою то, что я чувствую, а затем пытаюсь воспроизвести это же на своей трубе". А все это, в свою очередь, смешивалось с бурно растущими "брасс-бэндами", которые использовались различными братствами и общинами. Результатом была вполне компетентно исполняемая маршевая музыка, которая также начинала свинговать - элементарный вид джаза, который можно еще опознать как таковой и по сей день.

Глава 7. БАДДИ БОЛДЕН И РОСТ ДЖАЗА.

Музыкальные сражения и битвы, известные как "карвинг контестс" (или "каттинг контестс"), в истории джаза происходили (и происходят до сих пор) довольно часто. В ранние дни новоорлеанского джаза говорили, что Армстронг выступал против Кида Ори и Кида Рены (это была просто легенда), Рэд Аллен - против Гая Келли или Джо Оливер (позже "Кинг" Оливер) против Фредди Кеппарда. " А если вам не удавалось переиграть другого на своем инструменте", говорит трубач Матт Кэри в книге "Послушай, что я тебе расскажу", "то, по крайней мере, вы всегда могли использовать его для того, чтобы трахнуть им своего соперника по голове". В 30-х г. г. в Канзас-Сити саксофонист Коулмен Хокинс выступал против Лестера Янга, тогда как в Нью-Йорке тромбонист Чарли Грин играл против Джимми Гэррисона. Попытки переиграть друг друга в таком соревновании сохранились и по сей день - например, в нью-йоркском клубе "Бэндбокс" в 1953 г. целый биг бэнд Каунта Бэйси выступал против такого же бэнда Дюка Эллингтона. В такой свободной музыке, как джаз о музыканте судят лишь по его способности к длительной, творческой и свинговой импровизации.

Первой и наиболее типичной легендой в джазе является жизнь Чарльза "Бадди" Болдена, который никогда не имел поражений в подобных соревнованиях. Ему было уже 18 лет в то время, когда прекратились знаменитые танцы на Конго сквере, и он, очевидно, хорошо был осведомлен о культе "водун" и посещал всякие тайные сборища. Он рос среди повального увлечения "брасс бэндами" и в совершенстве овладел игрой на европейском инструменте – корнете. Еще ребенком он участвовал в разных "шаутинг"-собраниях прихожан в негритянской церкви. Он унаследовал все музыкальные влияния, которые сохранились к тому времени в Новом Орлеане. И звуки, которые вырывались из его корнета, во многом помогли созданию новой музыки. Болден родился в 1878 г. в грубой и беспорядочной верхней части города Нового Орлеана. Согласно легенде, он держал парикмахерскую, издавал довольно скандальную газетку "Крикет", а в 1897 г. организовал свой первый бесподобный джаз-бэнд. Он был также первым джазменом, заслужившим титул "Короля" ("Кинг") благодаря своей огромной популярности. В течение 7 лет ан был бесспорным чемпионом среди джазменов Нового Орлеана. Затем в возрасте 29 лет он сошел с ума во время одного парада и был помещен в государственный госпиталь Анголы 5 июня 1907 г. Он умер там спустя 24 года.

За 6 лет до своей смерти Болден был подвергнут профилактическому исследованию д-ром С. Б. Хейсом. Заключение врача гласило: "Вступает в контакт и отвечает довольно сносно. Параноические иллюзии, мания величия, слуховые и зрительные галлюцинации. Говорит сам с собой. Повышенная реакция. Снимает предметы со стен, иногда рвет на себе одежду. Потеря интуиции и рассудительности. Выглядит измученным и усталым, но память хорошая. Нить рассуждений бессвязна, часто слышит голоса людей, которые беспокоили его до того, как он попал сюда. История болезни за один месяц, проведенный им в исправительном доме, относит его состояние за счет алкоголя. Окончательный диагноз: умопомешательство параноидного типа".

В официальных записях нет и намека на тот факт, что женщины когда-то чуть ли не дрались за привилегию нести корнет Бадди Болдена. Народные герои джаза часто прославляются за свои непомерные аппетиты всех видов, и Болден послужил образцом, которому следовали многие молодые трубачи джаза. Он прожил незаурядную жизнь и "умер" молодым. "Олд-таймер" Альберт Глени, проведший 4-5 лет в оркестре Болдена,вспоминает,что Бадди всегда умел хорошо одеться, а Джелли Ролл Мортон говорит, что "он выпивал все виски, которое ему попадалось под руку, и всегда бывал в хорошем настроении". Кроме всего прочего, Болден был любимцем у женщин и, как пишет бельгийский автор Робер Гоффен: "Перед ним любая женщина сдавала крепость".

Болден, вероятно, записывал свою музыку, хотя эти древние цилиндры Эдисона для механического клавира никогда не были найдены. Мы знаем точно, что его бэнд состоял из корнета, кларнета, тромбона, скрипки, гитары, струнного баса и ударных. Они играли в сапунах, танцевальных залах, на парадах, пикниках, в парках, на приемах и карнавалах. В 1906 году, когда оркестр Болдена проезжал через Плакемину (шт. Луизиана), будучи на экскурсии,13-летний Кларенс Уильямс убежал из дому и отправился с ними в Новый Орлеан. "До этого я никогда не слышал ничего подобного в своей жизни, говорил он. Излюбленным местом выступлений бэнда Болдена был Тин Тайп Холл на Либерти стрит в верхней части Нового Орлеана. Там они играли кадрили, польки, мазурки, рэгтайм и блюз. Именно блюз был "специальностью" Болдена. Танцы в Тин Тайп Холле хорошо описаны в книге Фредерика Рэмси "Джазмены": "В дневное время Тин Тайп Холл обычно представлял собой нечто вроде морга, т. к. здесь складывали тела всяких скандалистов, убитых накануне. Дельцы, игроки и любители скачек нередко работали здесь в качестве музыкантов в свободное время "мертвого" сезона или же в том случае, если фортуна от них отворачивалась, и они нуждались в небольшом скором заработке. Тем не менее, по вечерам Тин Тайп Холл весь трепетал от переполнявшей его жизни, особенно в том случае, когда Болден был в ударе. "Высший класс" и всякие "чистые" люди никогда не посещали столь низкопробное танцевальное заведение. Около 12-ти часов ночи, когда бал находился в самом разгаре, оттуда уходили даже некоторые негры, из числа наиболее респектабельных. Тогда Болден играл мелодию под названием "Don’t Go Avay Nobody", и танцы становились еще более бурными. Когда же оркестр принимался играть медленный блюз, музыка приобретала "грязные" тона, она становилась значительной и проникновенной. Тин Тайп Холл работал на полный ход". В таких медленных блюзах, как "Careless Love" и "2: 19 Took My Baby Away", Болден был недосягаем. Это были его лучшие номера. Как говорил гитарист Бад Скотт: "По воскресеньям Болден ходил в церковь и именно там он собирал все свои идеи джазовой музыки".

Все музыканты, которые когда-либо слышали Болдена, соглашаются с одним - что он играл значительно мощнее всех других музыкантов того времени. Луис Армстронг (которому было всего 7 лет, когда Болден сошел со сцены, и потому его свидетельство не слишком надежно) говорил о миле Болдена, как о "несколько грубоватом и громком", тогда как Джелли Ролл Мортон в книге Алэна Ломакса утверждает: "Бадди Болден был поистине самым могучим трубачом в истории джаза. Я помню, как-то раз, мы слонялись без дела по улицам, не зная, что в Линкольн парке должны быть танцы. Но затем мы услышали старую трубу Болдена и поняли, что там началось. Вообще, если из-за недостаточной рекламы в Линкольн парк собиралось мало народу на танцы, то Бадди один мог афишировать их как угодно. Он просто повертывал свою большую трубу в направлении к городу и громко играл какой-нибудь блюз, "сзывая своих детей домой", как он обычно говорил. И тогда все узнавали о том, что Болден находится в парке, хотя этот парк и был расположен в 10-12 милях от центра города. Я уверен, он был самым сильным трубачом в мире после архангела Гавриила". Альберт Гленни, бассист Болдена, считает, что "Болден звучал громче, чем Луис Армстронг с включенным микрофоном". Но Фред Рэмси предположил, что термин "громкий", столь часто употребляемый при описании игры Болдена теми, кто действительно слышал его, на самом деле может означать, что его музыка в целом была грубой и необычной - "с некоторой хрипотцой, заметными гармоническими недостатками и высоким уровнем гетерофонии" (голоса расположены близко, но не точно в унисон) - другими словами, это был лишь способ описания новой манеры игры, поскольку и сама музыка была новой. Это интересное умозаключение было сделано Рэмси в связи с прослушиванием музыки в стиле самых ранних "брасс бэндов", которые он обнаружил в неикольких деревнях на Юге страны в 1939 г.

Что же играл Болден - рэгтайм или джаз? Звучал бы он сегодня старомодно или же современно? Альберт Гленни говорит, что "Бадди был очень хорош именно в рэгтайме", но Банк Джонсон утверждает, что "он мог бы с успехом выступать и сегодня, играя в своем собственном стиле, который теперь назывался бы "хот" ("горячим")". Уоллес Коллинз, игравший с Болденом на тубе, говорил как-то Руди Блешу, что "Бадди мог бы взять одну ноту и вложить в нее еще две или три". Это звучало наподобие рэгтайма. Но тромбонист Уилли Корниш, говоря о ритме, сообщает: "Когда у нас все шло хорошо, то порой наши ритмы пересекались одновременно три раза". Это уже похоже на джаз. Истина заключается в том, что Болден, видимо, играл в некоем промежуточном стиле, который мог быть либо "рэгги", либо "хот". Когда он играл такую рэгтаймовую тему, как например, "Maple Leaf Rag" Скотта Джоплина, которую он заучивал наизусть, то он просто следовал синкопированной мелодии, которая и придавала его музыке это "рэговое" звучание. С другой стороны, когда он играл блюз, то он, вероятно, использовал блюзовую тональность и текучие, свободные ритмы, "пересекающиеся трижды за такт".

До того, как Бадди Болден исчез с джазовой сцены в 1907 г., Новый Орлеан уже увидел стремительный взлет многих других джазменов. Они также использовали европейские инструменты, не прибегая к помощи общепринятых инструкций и наставлений, и играли европейские мелодии. Но их представление о том, как надо играть эти мелодии на этих инструментах, было полностью подчинено западно-африканскому влиянию. Сами мелодии служили им лишь отправной точкой для бесконечных вариаций, инструменты считались продолжением человеческого голоса, и те и другие объединялись в одно целое подвижным маршевым ритмом. В дни Болдена исполнение джаза было побочным занятием, временной работой для музыкантов, связанных с повседневной жизнью негритянского общества Нового Орлеана. Большинство музыкантов занималось днем какой-нибудь обычной работой", говорит ударник Зутти Синглтон. Джаз был просто народной музыкой, и различие между исполнителем и слушателями было неясным. Но с открытием Сторивилля (официального района "красных фонарей") в 1897 г. положение стало меняться. Исполнение джаза стало общепризнанной, постоянной профессией для некоторых музыкантов, и эта новая профессия, предназначенная для развлечения других людей, вскоре превратилась в одну из жизненных норм.

В 1910 г., согласно книге "Джазмены", в Новом Орлеане существовало уже около двухсот увеселительных заведений и "домов удовольствия", а также 9 крупных кабаре, много "танцевальных школ", бесчисленные салуны, притоны, игорные дома, "хонки-тонкс" и "баррел-хаус". Особенно известным было кабаре "101 Рэнч", поскольку туда приглашались на работу многие джаз-бэнды и, как вспоминает тромбонист Престон Джексон, именно там он впервые увидел белых ребят, прославившихся позже на весь мир как "Ориджинел Диксиленд джаз бэнд", которые в ту пору часто слонялись вокруг этого заведения и "с разинутыми ртами слушали нашу музыку". Смена составов музыкантов и мест их работы были бесконечными, но каждую ночь в Сторивилле работало около дюжины бэндов. "Джаз не был рожден в Сторивилле", говорил "олд-таймер" Джонни Уиггс, трубач и школьный учитель. "Он появился задолго до этого". Сторивилль фактически лишь помог джазу сформироваться;кроме того, там образовался особый тип джазмена - сольный пианист. Он в одиночку зарабатывал больше денег, чем целый джаз-бэнд. Например, Джелли Ролл Мортон имел 15 долларов за ночь в заведении Лулу Уайт, тогда как музыканты бэнда получали от 1 до 2, 5 долларов на человека за всю ночную работу в самом шикарном кабаре. (Существует несколько поэтическое суждение о том, что вследствие своих маршевых традиций новоорлеанские джаз-бэнды никогда не использовали фортепиано в ранние дни.) "Вам нечего было беспокоиться о том, как получить работу в Округе", говорил гитарист Дэнни Баркер. "Во всяком случае, в этом не было никакой проблемы до того, как Округ закрыли в 1917 году". Действительно, лишь немногие джазмены играли там без разбора.

В то же время сольные пианисты Сторивилля усвоили в своей работе различные ритмы "брасс бэндов". Поступив так, они тем самым сделали шаг за пределы рэгтаймового стиля тех дней. Переходной фигурой в этом отношении является тот же пианист Джелли Ролл Мортон, который помог распространению этого нового стиля во время своих бесконечных поездок по стране. Именно эти "оркестровые ритмы" сделали его победителем в многочисленных "карвинг контестс" во всей стране. Но в 1917 г. Сторивилль был закрыт. Новый Орлеан погрузился в деловую депрессию, и джазмены стали поглядывать на Север в поисках работы.

Начиная примерно с 1900 г., в Новом Орлеане стала исполняться фактически та музыка, которую мы сегодня определяем как джаз. Мы уже подчеркивали западно-африканские элементы ее происхождения, поскольку именно они определили уникальный характер этой музыки, но в чем же заключалось европейское влияние? В новоорлеанском джазе мы можем найти отголоски почти любого вида музыки Старого Света. Мало-помалу протестантская народная манера пения гимнов и псалмов с ее свободными голосовыми украшениями и вариациями, с ее линейной формой и негармоническим горизонтальным чувством восприятия стала также ощущаться и в латино-католической среде Нового Орлеана (особенно в песнопениях типа "ривайвл") и вскоре она уже полностью слилась с общим музыкальным развитием. Американским неграм не нужно было заимствовать никаких новых ритмов - наоборот, им пришлось даже ограничить свои ритмы и приспособить их к европейскому маршевому биту, построенному на них. Однако, негры охотно позаимствовали европейские мелодии и преобразовали их с помощью импровизации. Более того, постепенно они освоили и европейскую гармонию (элемент, который не был для них совершенно новым) и ухитрились приукрасить ее своей необычной блюзовой тональностью. Попытка проследить специфично европейские мелодии в джазе - это неблагодарная задача. Например, английские баллады, несомненно, исполнялись джазменами, но главный упор при этом делался на манеру исполнения, тогда как сами мелодии быстро превращались в нечто другое. В этом смысле испанские мелодии были более прочными, главным образом потому, что они уже частично слились с западно-африканскими влияниями в Вест-Индии. Большое заимствование заключалось, прежде всего, в афро-испанских ритмах, как например, танго и румба, которые Джелли Ролл Нортон называл "испанским оттенком". В 1914 г., когда У. К. Хэнди написал свой "St. Louis Blues", он использовал ритм "танганы" в середине этого блюза. Затем танго на некоторое время превратилось в повальное, модное увлечение по всей стране вплоть до Нью-Йорка.

Как и следовало ожидать, французское влияние оказалось, вероятно, самым сильным европейским влиянием в зарождающемся новоорлеанском джазе. Оно слилось с ритмами румбы и образовало так называемые «креольские песни», часть которых была опубликована еще в 1867 г. в сборнике песен США (Алден, Уэр и Гэррисон). (Интересно отметить, что спустя 80 лет румба стала одним из главных видов товарного производства «Тин Пэн Эллей».) Джелли Ролл Мортон однажды демонстрировал, как джазовые идиомы легко могут быть применены к французской кадрили. Название кадрили было "Марсельеза" (не путать с французским государственным гимном) и необычные временные размеры пяти ее частей менялись на двойной ритм 2/4 с соответствующими приукрашиваниями. Вообще, судьба этой кадрили в Новом Орлеане стала легендой. Вначале называемая "Пралинэ" (сорт пирожного), она пользовалась известностью в Сторивилле под названием "Get Out Of Here And Go Home". Позже ее озаглавили "Джек Кэри" (по имени известного тромбониста), а затем называли просто "Рэг номер 2", когда группа "Dixieland Five" играла эту тему в 1914 году. Знаменитый состав "Ориджинел Диксиленд джас (!) бэнд" (белая группа из Нового Орлеана) избрал эту пьесу для своей первой записи на пластинки и в 1917 г. она вышла под названием "Tiger Rag". Так это название и осталось по сей день. Подтверждение французского происхождения "Тайгер рэга" пришло из совершенно неожиданного источника. Бельгийский автор Робер Гоффен опознал эту мелодию как "несколько искаженную версию темы 2-й части известной кадрили, которую я слышал еще мальчиком на всех балах в бельгийском городе Валлуне". Наконец, если мы должны назвать дату, когда всеобщее направление музыкального развития стало определяться не доминирующими американскими элементами, а новой комбинацией элементов со значительным европейским влиянием, то это будет где-то около 1900 года. Правда, это вопрос общего направления. Разумеется, как европейская, так и африканская музыка продолжали свое взаимопроникновение и слияние, но с этого момента возникло нечто не совсем обычное, чего раньше не было и не могло быть. От первоначального слияния в Новом Орлеане образовалась новая музыка со своими собственными, особыми характеристиками. Она поразила публику, как и всякое новшество, а затем начала распространяться, расти и влиять на всю американскую популярную музыку.

Несколько позже этот музыкальный стиль, в общем, стал известен как "Диксиленд" (особенно в том случае, когда его играли белые музыканты). Он как поветрие очень быстро распространился на Север страны и в эпоху "золотого века джаза" все сходили с ума по диксиленду. Тем временем, "Великое пробуждение", менестрели, спиричуэлс, рабочие песни и рэгтайм - все эти формы американской музыки развивались независимо от Нового Орлеана. Конечно, все они тоже заимствовали определенные западно-африканские и просто африканские элементы и в огромной степени проложили путь к признанию джаза. Но, они в сущности были несколько более европейскими, чем джаз. Джаз же был чем-то иным, необычным - другими словами, это была новая музыка.

Часть 3. Американские основы.

Глава 8. "ВЕЛИКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ".

Примерно в 1800 г. религиозное движение широких масс в Соединенных Штатах, известное как "Великое пробуждение", послужило причиной возрождения музыки, исполняемой людьми из народа для таких же людей из народа. В целой серии истерических "Camp Meetings" от Нотрхэмптона (шт. Массачузетс) до Кэйн Ридж (шт. Кентукки) духовные песни-"спиричуэлс" и религиозные гимны -"ривайвл" были воссозданы в новой форме и новом духе. Бедные и скромные люди, посещавшие " Camp Meetings ", предпочитали такой стиль музыки, который помог бы им выразить всеобщее чувство братства и стремление к свободе. Таким образом, в США возник новый вид массового слияния двух великих музыкальных традиций - европейской и западно-африканской.

Еще до американской революции 1776 г. существовало немало знаменитых негритянских проповедников. Джеймс Уэлдон Джонсон в своей книге "Тромбоны бога" (1927 г.) писал: "История негритянских проповедников восходит еще к колониальным дням. До американской революции, когда рабство еще не приобрело свои наиболее жестокие и бессердечные экономические аспекты, существовало множество прославленных черных проповедников, которые выступали как перед белыми, так и перед неграми. Джордж Лайл проповедовал белым и черным в Огюсте (шт. Джорджия) еще в 1773 г., а Эндрью Брайен выступал в Саванне несколькими годами позже. Наиболее известным среди этих ранних проповедников был Блэк Гэрри, который во время революционного периода сопровождал епископа Эсбери и проповедовал с той же самой платформы вместе с другими основателями методистской церкви. Джон Ледмен в своей "Истории методизма в Америке" говорил о нем так: "Фактически Гэрри был более популярным оратором, чем сам Эсбери или чем кто-либо еще из проповедников тех дней". Блестящий ритмический стиль проповедей придавал выступлениям Блэка Гэрри огромную притягательную силу. Картер Вудсон в своей книге "История негритянской церкви" (1921 г.) рассказывает о таком эпизоде из поездки Блэка Гэрри с епископом Эсбери. "На одном выступлении в Вилмингтоне (шт. Делавэр), где методизм не был тогда особенно популярен, большинство людей пошло послушать епископа Эсбери просто из любопытства. Но поскольку помещение было уже заполнено, многие смогли услышать проповедь только с улицы. Так и не увидев оратора, они, тем не менее, остались очень довольны его выступлением и в заключение сказали: "Если все методисты умеют проповедовать как епископ, то мы превратимся в постоянных слушателей". Кто-то из присутствовавших в зале заметил: "Но это же был не епископ, вы слышали выступление его служителя". Это произвело надлежащий эффект и один из вопрошавших решил: "Что ж, если таков слуга, то каким же должен быть сам его хозяин?" Технические приемы этих ранних негритянских проповедников и их влияние на аудиторию слушателей отлично показаны в описании проповедника Джона Джаспера, выступавшего на похоронах (из книги Пайпса "Аминь, брат мой", 1951 г. "Результатом его яркого и эффектного красноречия были шум, волнение, крики и стоны. Женщины падали в обморок, а некоторые люди лежали на земле в трансе целыми часами". По мере того, как росли плантации, и рабство становилось выгодным делом, негритянские проповедники постепенно исчезали, т. к. само их присутствие волновало рабов и мешало работе, что вызывало недовольство хозяев. Значительно позже, уже после гражданской войны 1865 г., они вновь появились в сегрегированных негритянских церквях, где они преуспевают в своих деяниях и по сей день. Как рабы, так и негры-проповедники в равной мере участвовали в создании религиозной музыки США до американской революции. Но это был особый вид религиозной музыки. В середине 18-го века евангелист из Вирджинии, Джон Дэйвис с большим успехом выступал со своими проповедями перед рабами, и в письме к преподобному Джону Весли он так отзывался об их вкусах: "Все книги ими очень хорошо принимаются, но более всего они склонны к псалмам и гимнам, которые доставляют им особое удовольствие, вследствие их природной склонности к пению. Я иногда просыпался в 2 или 3 часа утра от того, что целый поток священных псалмов доносился в мою спальню. Этому занятию некоторые из них отдавались ночь напролет". А в другом письме он сообщает: "Негры превыше всех человеческих существ обладают блестящим музыкальным слухом. Они находят некое экстатическое наслаждение в пении псалмов". Это псалмопение (т. е. распевание текстов библейских псалмов) часто образовывало свой собственный стиль, который весьма притягательно действовал на негров. В главе о ранних народных музыкальных стилях Новой Англии, где рассказывается о пении псалмов, Гилберт Чэйз в своей книге "Музыка Америки"(1955 г.) так описывает этот стиль: "Его главными характеристиками являются пение на слух, а не по нотам или "по правилам"; какое угодно повышение или понижение звуков, добавление дополнительных орнаментальных нот и других мелодических украшений, скольжение от одной ноты к другой, добавление частей нот в интервалах кварты, квинты и октавы, а также метод линейного антифона, когда лидер читал или пел одну-две строки псалма, а весь приход затем подхватывал их в качестве ответа". Эта серия характеристик представляет собой параллель многим чертам западно-африканской музыки - за исключением ритма. Но для новоприбывших африканцев эта музыка служила основой, на которой можно было построить нечто собственное. Возьмите обычай "линейного антифона", который стал непосредственно связан с западно-африканской системой оклика и ответа. Первый из них мы можем легко проследить вплоть до Британских островов, где еще в 1644 г. Вестминстерская ассамблея рекомендовала ввести его в практику английской церкви, т. к. прихожане не умели читать. Спустя два года этот прием уже практиковался повсеместно, и через сто лет церкви в Шотландии не отказались от подобной процедуры, хотя прихожане уже и так знали все слова наизусть.

Таким образом, антифон стал органической частью данного стиля пения. Однако, музыкальные реформаторы впоследетвие неодобрительно отнеслись к этой системе и в 1699 г., например, она была уже отменена в фешенебельной церкви на Брэттл сквере в Кэмбридже. Но, несмотря на то, что большие города отвергли антифон, позже он проник в сельские области Юга и Запада США (посредством странствующих музыкальных учителей-янки) и укоренился в среде простого народа, где он существует практически и до сих пор.

Несколько позже, во времена "Великого пробуждения" стали очень популярны народные гимны. Представляя собой мелодически балладу с религиозным текстом, эти народные гимны нередко заимствовали систему "оклик-ответ" для того, чтобы удовлетворить условиям контакта между проповедником и его приходом. Гармонией в европейском смысле здесь пренебрегали. В сборниках гимнов того времени делался основной упор на пение отдельных голосов, которые гармонизировались лишь случайно, и в нотной системе "фазола" (или "узорные ноты") подчеркивались только интересующие, горизонтальные партии для каждого певца, а не вертикальные гармонические аккорды, объединяющие все голоса. Дни "парикмахерских" ("Barbershop") гармоний - смешанные аккордные образования в чистом параллелизме - последование двух или нескольких септаккордов (часто перед каденцией) - были еще в далеком будущем, а тем временем свобода от гармонии создавала мелодическую и ритмическую свободу, которая оказалась столь привлекательной для африканского слуха. Благодаря этому значительно ускорилось слияние африканского и британского народного стиля пения. Примером этого слияния является мелодия "Удивительная любовь", которая была взята из баллады "Злой капитан Кидд". В те ранние дни сборники гимнов содержали только тексты, но не ноты, и такая ситуация лишь поощряла всякую импровизацию. Как пишет Дж. Джонсон в своей книге "Довоенная Северная Каролина" (1937 г.): "Лидеры религиозных собраний типа " Camp Meetings " отказались от обычных церковных гимнов и создали (иногда путем импровизации) такие песни, которые больше соответствовали духу этих собрании". В таких импровизированных композициях, где "сила песни срывала все ограничения", мелодия также превращалась в некую смесь европейских и западно-африканских качеств. Гилберт Чэйз добавляет, что мелодия, известная как "Боевой гимн республики", была одним из лучших номеров в репертуаре "ривайвл" и содержала в себе нечто от песни "Аллилуйя" еще до того, как Джулия Уорд Хоув написала слова;"Мои глаза видели сияние победы". Ключом к общему процессу является открытие профессором Джоном Уорком измененной версии песни "Скала веков" ("Rock Of Ages"), которая была совершенно переделана при исполнении на многочисленных "ривайвл митинг", где мелодии, как правило, свободно варьировались и приукрашались в народном стиле.