СИСТЕМА МОДЫ

Дата добавления: 2014-11-24 | Просмотров: 1549

ГРАФИЧЕСКИЕ СИМВОЛЫ, ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ В КНИГЕ

Отсылки к тексту состоят из двух цифр: первая обозначав! главу, вторая — группу параграфов, если это римская циф­ра, или же параграф, если это цифра арабская.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Метод всегда сам заявляет о себе с первых же слов; а эта книга - методологическая, то есть неизбежно сама гово­рит за себя. Тем не менее, прежде чем пускаться в путь, автор хотел бы объяснить происхождение и смысл пред­принятого им исследования.

Предмет этого исследования - структурный анализ жен­ской одежды, как она описывается ныне в модных журна­лах; метод его исходит из общей науки о знаках, которую Соссюр постулировал под названием семиологии. Работа была начата в 1957 году и закончена в 1963-м; когда автор брался за нее и задумывал форму ее изложения, лингвис­тика еще не была тем образцом, каким она стала позднее для ряда исследователей; несмотря на ряд уже имевшихся трудов, семиология как дисциплина еще всецело оставалась в стадии проекта; поэтому любая работа по прикладной се­миологии сама собой неизбежно принимала вид открытия, точнее первооткрывательства, - настолько ненадежными были результаты и настолько элементарными средства ис­следования. Имея дело с точно определенным предметом (в данном случае — с модной одеждой), но располагая лишь немногими рабочими понятиями, начинающий семиолог шел на рискованное приключение.

Следует признать, что сегодня эти приключения уже остались в прошлом. В пору написания своей работы автор еще не знал ряд значительных книг, вышедших в свет по­зднее; живя в мире, где рефлексия о смысле стремительно и разносторонне развивается, углубляется и разветвляется, пользуясь всем тем, чего достигала мысль вокруг него, ав­тор изменился и сам. Значит ли это, что, публикуя с опоз­данием этот труд, он уже сам его не признает? Отнюдь нет (иначе он не стал бы его публиковать); просто здесь за бук­вальным смыслом уже скрывается и целая история семи­ологии; по сравнению с тем новым интеллектуальным ис-

кусством, что создается ныне, эта книга - как бы наивный витраж; надеюсь, читатели будут извлекать из нее не столько доктринальные положения или даже нерушимые исследо­вательские выводы, сколько ученические убеждения, иску­шения, испытания - в этом и состоит ее смысл, а может быть и ее польза.

Главное, что мне хотелось сделать, — это шаг за шагом реконструировать конкретную смысловую систему, действуя непосредственно, то есть как можно меньше прибегая к по­сторонним понятиям, даже к понятиям лингвистики, кото­рые здесь используются, конечно, часто, но всегда на са­мом элементарном уровне. На этом пути автор встретил немало препятствий и отдает себе отчет в том, что некото­рые из них так и остались неустраненными (во всяком слу­чае, он старался не маскировать эти свои неудачи). Более того, по ходу дела изменился и сам семиологический про­ект: поначалу задачей ставилась реконструкция семантики реальной Моды (вещей, которые реально носятся или, в крайнем случае, фотографируются), но очень быстро выяс­нилось, что нужно выбирать между анализом реальной (или визуальной) системы и анализом системы письменной. Было принято решение избрать второй путь - по причинам, кото­рые будут изложены позднее, так как они входят в состав метода. Итак, нижеследующий анализ касается лишь Моды-описания. Такой выбор способен обмануть чьи-то надеж­ды; конечно, приятнее было бы овладеть системой реальной Моды (института, которым всегда живо интересовались со­циологи), и, возможно, полезнее было бы создать семиоло­гию независимого объекта, никак не связанного с языком.

Тем не менее автор полагает, что, работая не с реаль­ной, а с письменной (еще точнее - описываемой) Модой, он в итоге сумел до некоторой степени соблюсти сложный порядок своего семиологического проекта. Хотя материал работы и состоит исключительно из словесных высказыва­ний, из «фраз», но анализу подвергается отнюдь не часть французского языка. Слова здесь отсылают не к какому угодно собранию реальных предметов, а к чертам одежды, которые сами уже образуют (по крайней мере, в идеале) знаковую систему. Таким образом, объект анализа здесь -не простая номенклатура, а настоящий код, пусть даже этот код действует лишь «на словах». Следовательно, данная работа по сути нацелена не на одежду и не на язык, а как

бы на «перевод» одежды в язык, поскольку одежда уже представляет собой систему знаков; это такой двойственный предмет, не соответствующий обычному разграничению, когда по одну сторону помещают реальность, а по дру­гую язык, - а тем самым и не попадающий в ведение ни лингвистики, науки о словесных знаках, ни семиологии, науки о знаках вещественных.

Такая ситуация, конечно, неудобна для работы, исхо­дящей из соссюровского постулата, согласно которому се­миология «шире» лингвистики; но может статься, что это неудобство в конечном счете указывает на некую истину -а есть ли хоть одна сколько-нибудь обширная система ве­щей, которая могла бы обойтись без языка? Не служит ли слово неизбежным посредующим звеном любого знакового образования? Если не останавливаться на кое-каких руди­ментарных знаках одежды (таких как эксцентричность, клас­сицизм, дендизм, спорт, парадный костюм), то может ли она стать значимой без слов, которые бы ее описывали, по­ясняли, одаривали означающими и означаемыми, достаточ­ными для образования настоящей смысловой системы? Че­ловек обречен иметь дело с языком, и это нельзя игнориро­вать ни при каких семиологических исследованиях. А пото­му, возможно, следует перевернуть наоборот формулу Сос-сюра и заявить, что семиология сама составляет часть лин­гвистики; главная задача этого труда - показать, что в об­ществе подобном нашему, где мифы и ритуалы приняли форму рациональных оправданий, то есть в конечном счете словесную форму, язык служит не только моделью, но и основой смысла. В частности, при наблюдении Моды ока­зывается, что письмо - ее конститутивный элемент (поэто­му в заголовке книги я даже счел излишним уточнять, что речь идет о Моде-описании): реальная система одежды -это всего лишь естественный горизонт, где Мода формиру­ет свои значения; как целостность, как сущность Мода не существует вне слова. Поэтому неразумно было бы ставить реальность одежды раньше, чем слово Моды, - напротив, подлинно рациональным направлением будет идти от уч­реждающего слова к учреждаемой им реальности.

Такое неизбежное присутствие человеческого слова, ра­зумеется, не проходит даром. Почему Мода так много гово­рит об одежде? Почему она помещает между вещью и ее пользователем столь роскошное богатство слов (не считая

зрительных образов), столь плотную сеть смыслов? Как известно, причина носит экономический характер. Расчет­ливое промышленное общество вынуждено воспитывать без­расчетных потребителей; если бы производители и покупа­тели одежды были равно сознательны, то одежда покупа­лась (и производилась) бы лишь по мере своего весьма мед­ленного износа; Мода в одежде, как и все моды, зиждется на неравенстве двух сознаний - одно из них должно быть чуждо другому. Чтобы заморочить расчетливое сознание по­купателя, необходимо прикрыть вещь сетью образов, оп­равданий, смыслов, облечь ее какой-то посредующей, вы­зывающей аппетит субстанцией, одним словом создать по­добие реальной вещи, подменив тяжеловесное время износа другим, высшим временем, которое вольно и властно унич­тожает само себя в акте ежегодного потлача. Итак, ни для кого не могут быть секретом коммерческие корни нашего кол­лективного воображаемого (подчиненного моде во всем - не только в одежде). Но стоит этому миру прийти в движение, как он отрывается от своих корней (да и как бы он мог их копировать?); его структура подчиняется универсальным правилам, присущим любой системе знаков. Это вообража­емое, образуемое по принципу желания (надеюсь, семиоло-гический анализ убедительно покажет это), на самом деле примечательно тем, что его субстанция — сугубо интелли­гибельная: желания вызывает не вещь, а ее имя, торговлю стимулирует не греза, а смысл. А раз так, то бесчисленные вещи, наполняющие и образующие собой воображаемое на­ших дней, оказываются все более и более в ведении се­мантики, и лингвистика, при некотором своем развитии, должна обрести второе рождение как наука о всех вооб­ражаемых мирах.